Ах, война, что ж ты сделала, подлая:
стали тихими наши дворы,
наши мальчики головы подняли -
повзрослели они до поры,
на пороге едва помаячили
и ушли, за солдатом - солдат...
До свидания, мальчики!
Мальчики,

Нет, не прячьтесь вы, будьте высокими,
не жалейте ни пуль, ни гранат
и себя не щадите,
и все-таки
постарайтесь вернуться назад.

Ах, война, что ж ты, подлая, сделала:
вместо свадеб - разлуки и дым,
наши девочки платьица белые
раздарили сестренкам своим.
Сапоги - ну куда от них денешься?
Да зеленые крылья погон...
Вы наплюйте на сплетников, девочки.
Мы сведем с ними счеты потом.

Пусть болтают, что верить вам не во что,
что идете войной наугад...
До свидания, девочки!
Девочки,

постарайтесь вернуться назад.

Необычно, что название "До свидания, мальчики" было дано не только песне Булата Окуджавы, но многим другим произведениям.

В 1958-ом году появились стихи Окуджавы. Затем через 4 года в 1962-ом году была написана повесть (одноимённая) Бориса Балтера. Кстати, Балтер и не скрывал, что позаимствовал название у Окуджавы. Замечательная повесть о трёх юношах, родившихся и учившихся в Крыму. Через некоторое время вышел и фильм.

Там звучала эта песня. В 70-ых годах появился ещё и спектакль. Вот какая популярность у этого названия!

Песня "До свидания, мальчики" - авторская. Она была написана (и стихи, музыка) одним человеком. И этот же человек прекрасно исполнил её, аккомпанируя себе на гитаре.

Эта песня - о Великой Отечественной. Об её ужасающей бесчеловечности, поломавшей всё привычное, устойчивое и светлое. Второе название песни - "Ах, война, что ж ты сделала, подлая" (по самой первой строчке).

Песня автобиографична, хотя в ней нет конкретных имён. Окуджава писал её о всех своих друзьях. И эта тема настолько остро врезалась в его душу, что он не смог написать её сразу после войны, хотя и хотел. Ему понадобилось целых 13 лет.

Сам Окуджава писал, что эта его песня, как и некоторые другие - вовсе не о войне. Они против войны ! http://www.liveinternet.ru/community/975979/post71730280/

Бывший миномётчик Булат Шалвович Окуджава очень долго не считал себя готовым к созданию этой песни. Эта песня посвящается тем молодым людям, с которыми он вырос в одном дворе и которые не вернулись с войны. А написаны были эти стихи только в 1958-м году.

« В ПОДДЕРЖКУ ПРОЕКТА ВИКТОРА ПАНОВА К ДНЮ ПОБЕДЫ: https://www.сайт/work/1306690/
Ах, война, что же ты, подлая, сделала?»(Б. Окуджава)

Война… Это слово черного цвета. Она перечеркивает планы: «Раз война - обо всем забудь и пенять не вправе. Собирался в долгий путь, дан приказ: - Отставить!»
И отставили. Выпускники школ пошли на фронт, а не в студенческие аудитории. Невесты «платьица белые раздарили сестренкам своим». Студенты и преподаватели стали в один строй - солдатский. Разлученные семьи до сих пор ищут друг друга. Дети выросли без родителей. На женские плечи легла мужская работа: «Рубила, возила, копала - разве же все перечислишь? А в письмах на фронт уверяла, что будто отлично живешь». А машина войны делала свое черное дело; в ее огне гибли мужчины, оставляя вдов и сирот, гибли юноши, оставляя девушек без будущих мужей, а нацию - без родившихся детей. Вот что она, подлая, сделала. И это не так уж давно было. Живут еще ветераны Второй мировой. Живут те, кто не воевал, но помнят войну. Стали бабушками и дедушками дети той страшной войны.
Живет с нами моя бабушка Люба, которая видела своего отца в июне 1941-го, когда ей было всего четыре года. Его лицо она не помнит, знает по фотографиям. Помнит лишь отдельные эпизоды. Как выбегала в длинный коммунальный коридор и неслась ему навстречу, когда он возвращался домой. Как когда-то принес отец редчайшие для тех времен фрукты - два апельсина - и сказал: «Это тебе и маме. Свой я по дороге съел». Святая неправда!
Мой прадед Сергей был кадровым офицером. Ему было 28 лет, а прабабушке Шуре 24 года, когда началась война. Бабушка Люба была у них единственным ребенком. Так она и осталась без сестер и братьев. И без отца. Прадед прошел почти всю войну. Почти, так как погиб он в апреле 1945-го. Не дожил до победы 23 дня. Моя мама, его внучка, сегодня уже старше его. Она никогда не знала, как чудесно иметь деда. Ей даже назвать дедушкой было никого. «Что же ты, подлая, сделала?»
Бабушка как-то сказала мне: «Знаешь, Ира, я часто думаю: какой бы была наша семья, если бы не было той страшной войны? У меня точно были бы братья и сестры. Т.е. и у тебя было бы больше родных. А большая семья, если она и вдобавок дружная, это огромное счастье. Вот видишь, как долго откликается гибель людей. Все можно построить сызнова, только не возвратить…» Бабушка, не закончив, замолчала. И я поняла, что почти полвека прошло, а рана не заживает.
9 Мая, в День Победы, у моей бабушки и дедушки всегда гости. Они поминают тех, кто не возвратился с той войны, вспоминают свое военное детство, поют песен тех лет. И плачут во время телевизионной Минуты молчания. Сидят за столом люди преклонного возраста, почти все они предвоенные дети. Их сохранили, вырастили матери, а их родители спасли всех нас, весь мир.
Заканчивая, расскажу такую историю. Когда-то бабушка Люба то ли услышала, то ли прочитала «Песню летчика» В. Высоцкого. Она сказала: «Это о моем отце». Сначала я старалась ей возразить, что нет, не может быть. Он погиб в конце войны, когда уже такого «расписания перед боем» не могло быть:
Их восемь - нас двое,
- расклад перед боем
Не наш, но мы будем играть!
Сережа, держись!
Нам не светит с тобой,
Но козыри надо равнять!
Я уверяла, что совпадение имени и военной профессии прадеда не основание, чтобы…, потом вспомнила бабушкин рассказ об апельсинах и подумала: а зачем я это делаю? Святая неправда имеет право на существование. Моя любимая бабушка так любит песни Высоцкого о войне. Пусть эта песня будет песней о ее отце, моем прадеде. Думаю, поэт не осудил бы нас.

« Ах,война, что ты сделала»

Булат Шалвович ОКУДЖАВА
Ах, война, что ж ты сделала, подлая:
стали тихими наши дворы,
наши мальчики головы подняли,
повзрослели они до поры,
на пороге едва помаячили
и ушли за солдатом солдат...
До свидания, мальчики! Мальчики,

Нет, не прячьтесь вы, будьте высокими,
не жалейте ни пуль, ни гранат
и себя не щадите вы... И все-таки
постарайтесь вернуться назад.
Ах, война, что ж ты, подлая, сделала:
Вместо свадеб - разлуки и дым!
Наши девочки платьица белые
Раздарили сестренкам своим.
Сапоги... Ну куда от них денешься?
Да зеленые крылья погон...
Вы наплюйте на сплетников, девочки!
Мы сведем с ними счеты потом.
Пусть болтают, что верить вам не во что,
Что идете войной наугад...
До свидания, девочки! Девочки,
Постарайтесь вернуться назад!

Ах, война, что ж ты, подлая, сделала 8230 Булат Окуджава

Я принадлежу к тому счастливому поколению, которое не застало войны. Основные знания о ней мы черпаем из книг В. Некрасова, В. Гроссмана, Г. Бакланова, В. Быкова, В. Астафьева, К. Симонова, Ю. Бондарева и др. Военная литература так же многолика, как и сама война. У каждого писателя свой собственный подход. Меня же больше всего привлекает тема «женщина на войне». Мы как-то свыклись с тем, что многие женщины в Великую Отечественную воевали наравне с мужчинами, и мало кому в голову приходит мысль, насколько это было противоестественно самой природе! И то, что сделали эти девушки, иначе, как подвигом, не назовешь.

Сейчас мы думаем, гадаем: что же заставило вчерашних школьниц, студенток бросить все и добровольно отправиться на войну? Мы ищем объяснения этому незаурядному, с нашей точки зрения, поступку. «Всего за годы войны в различных родах войск… служило свыше 800 тысяч женщин», - пишет С. Алексиевич в книге «У войне не женское лицо», а ведь на фронт просилось еще больше! Я считаю, что одно только это можно считать подвигом. Да, они были так воспитаны, да, многие из них были полны в ту пору идей самых высоких, красивых, романтических, патриотических и не были готовы к армии; но все же это подвиг, потому что, столкнувшись с суровой, жестокой правдой войны, они не спасовали перед трудностями и выдержали все до конца, потому что, как писал Маршал Советского Союза А. И. Еременко, «едва ли найдется хоть одна военная специальность, с которой не справились бы наши отважные женщины так же хорошо, как их братья, мужья, отцы».

Женщина и война - понятия несовместимые хотя бы потому, что женщина дает жизнь, тогда как любая война - это прежде всего убийство. «Не женская это доля - убивать», - сказала одна из героинь книги «У войны не женское лицо…», вместив в эти слова весь ужас и всю жестокую неизбежность совершенного ею. Любому человеку трудно лишить жизни себе подобного, а каково же было женщине, в которой, как считает Б. Васильев, самой природой ненависть к убийству заложена?! В своей повести «А зори здесь тихие…» писатель очень хорошо показал, что это такое было для девушки - впервые убить, пусть даже врага. Рита Осянина ненавидела фашистов тихо и беспощадно. Но одно дело - желать кому-то смерти, и совсем другое - самому привести приговор в исполнение. Когда эта девушка впервые застрелила немца, ее потом всю ночь трясло, а помкомвзвода Кирьянова утешала: «Пройдет, Ритуха. Я, когда первого убила, чуть не померла, ей-богу. Месяц снился, гад…» Чтобы спокойно убивать, нужно было привыкнуть, душой зачерстветь… Это тоже подвиг и одновременно огромная жертва наших женщин, которым ради жизни на земле пришлось переступить через себя, пойти против своей природы.

Однако женщины были способны и на еще большую жертву: во имя Победы матери готовы были самое дорогое отдать - своих детей. Снова и снова я возвращаюсь к книге С. Алексиевич. Подпольщица Мария Савицкая, чтобы пронести медикаменты в лес к раненым через немецкие и полицейские посты, натирала своего трехмесячного малыша солью (!), а между ручек и ножек клала бинты, сыворотку. Подходила она с плачущим ребенком к посту: «Тиф, пан… Тиф…» Тот, конечно, кричал, чтоб скорее уходила. Безусловно, эта подпольщица очень переживала, но через день-два снова шла: надо. Мы не должны забывать об этой величайшей жертве, принесенной женщинами на алтарь Победы!

«Фашисты преступили все законы человеческие и потому сами оказались вне закона», - писал Б. Васильев, но «человек не хотел забыть в себе человека». Мне очень запомнился рассказ санинструктора Тамары Умнягиной, который как нельзя лучше говорит о милосердии наших женщин. Сталинград. Самые, самые бои. Тамара тащила двух раненых (по очереди), и вдруг, когда дым немного рассеялся, она, к своему ужасу, обнаружила, что тащит одного нашего танкиста и одного немца. Санинструктор прекрасно знала, что если она оставит немца, то он буквально через несколько часов умрет от потери крови. И она продолжала тащить их обоих… Сейчас, когда Тамара Степановна вспоминает этот случай, не перестает себе удивляться. «Я - врач, я - женщина… И я жизнь спасла» - вот так просто и незамысловато она объясняет свой, я бы сказала, героический поступок. И нам остается лишь восхищаться этими девушками, которые прошли весь ад войны и не «зачерствели душой», остались такими человечными! Разве это не подвиг?! Кто-то из великих сказал, что «тот, кто врага не добьет, - победитель вдвойне». Да, эта нравственная победа - самая великая наша победа в эту страшную войну.

В своей книге «У войны не женское лицо» С. Алексиевич собрала свидетельства живых. А у Б. Васильева в повести «А зори здесь тихие…» все пять девушек погибают, но выполняют задание: немцы не прошли. И хотя их бой с фашистами был всего лишь «местного значения», но именно благодаря таким людям и складывалась Великая Победа. А ведь эти девушки могли выйти замуж, «нарожать ребятишек, а те бы внуков и правнуков, а теперь не будет этой ниточки», «маленькой ниточки в бесконечной пряже человечества…».

Закончить свое сочинение мне бы хотелось словами из книги:

С. Алексеевич: «В одном из писем Николая Рериха, написанном в мае-июне 1945 года и хранящемся в фонде славянского антифашистского комитета… есть такое место: «Оксфордский словарь узаконил некоторые русские слова, принятые теперь в мире… Следовало добавить еще одно слово - непереводимое, многозначительное русское слово «подвиг». Как это ни странно, но ни один европейский язык не имеет слова хотя бы приблизительного значения…» Если когда-нибудь в языки мира войдет это слово, в том будет доля и совершенного в годы войны советской женщиной!

Обычное письмо военных лет порой может рассказать о войне больше, чем целая энциклопедия...

Это письмо написала 13 января 1943 года из Липецка двоюродная сестра моей мамы своему дяде – моему дедушке Давыдову Ивану Григорьевичу, который после ранения находился в госпитале города Котельнич. И можно почувствовать, как жил Липецк в страшные военные годы, хотя сам город не переживал ужасов оккупации – враг сюда не дошёл, но на подступах к городу шли жестокие бои.

13/ I-1943 года Липецк

Здравствуйте, дорогой дядя

Иван Григорьевич!

Шлём Вам большой привет и желаем скоро выздоравливать – чтобы были здоровы и счастливы.

Сегодня папе передали Ваше письмо. Как раз он теперь и работает в Горисполкоме. Все мы живы, но не совсем здоровы мои старички – а папа так всё болеет. Напишу коротко о нашей жизни. 11 октября 1941 года мы с мамой эвакуировались из города(1), а папа оставался в городе.

Я и мама жили в Узбекистане – это очень далеко отсюда – дальше за Ташкент – нас привезли. И вот жили там с мамой – я работала в госпитале – мама не работала. Жилось трудно, не знали, где папа, живой он или уже нет в живых его – всё передумали, писали письма оттуда в Липецк, а ответа нет, и так мы ничего не знали целых три месяца. Потом в начале января 1942 года – нежданно-негаданно нас папа нашёл, и вот мы встретились и все плакали от радости. Уж мы думали, что и никогда не увидимся. Папа долго ехал. В дороге заболел дизентерией, приехал совсем больной, худой – и не узнаешь.

А потом случилось ещё несчастье – я и папа заболели сыпным тифом. Нас обоих отвезли в больницу – за 15 км от того места, где мы жили, а мама осталась одна. Я болела трудно, ну а папа так совсем думали, что не выживет. Как-то ночью меня сестра и санитарка разбудили и говорят: «Надя, с папой плохо, он уже не дышит – иди к нему». А я и ходить-то ещё не могла. Ну кое-как меня довели к нему. А он уже и меня не видит и не слышит, и язык не работает. И глаза уже закатились. Я заплакала, зову его – папа, папа – а он и не слышит и ничего не чувствует. Потом доктор пришла, сделали папе уколы, горячие грелки на ноги – а меня увели от него. И вот я всю ночь плакала и ждала, что будет, но к утру мне сказали, что теперь опасность прошла и мой дедушка будет живой.

Очень долго он поправлялся, ну а когда поправился – немного – решили ехать домой, потому что там – в Узбекистане – очень жарко, а у папы сердце совсем больное. Продали кое-какие вещи, а остальные запаковали и сдали в багаж и поехали домой. Доехали хорошо и быстро – и 22го июня 1942 года мы приехали(2). Папа и сейчас ещё болеет – ноги не ходят, и сейчас его совсем не узнать – очень похудел – наполовину не стало его – и, в общем, худой, старый, согнутый – дедушка.

Сейчас вот уже январь месяц – морозы, а багаж наш ещё в пути – зимнее пальто, валенки, шапки и другие вещи: туфли, галоши, платья – всё в багаже, а мы замерзаем, раздетые и разутые, а купить на базаре – нет средств…

Я работаю – получаю 209 рубл., папа – бухгалтер, а сил-то уже и не хватает – отдохнуть бы – да жить средств нет, продать – нечего, а купить на базаре – не на что. В общем, очень плохо сейчас(3), главное, морозы, а мы разуты и раздеты – багаж, наверное, в пути, ещё не дошёл, а уже 7 месяцев прошло. Я писала в Богатырёво Симе – письмо моё пришло обратно и написано «доставки нет»(4). Пишите подробное письмо о своей жизни, очень ждём, отвечайте скорее.

Пишите, какие у вас сведения – где ваша семья.

Цены у нас вот – молоко 35р.-40 руб.литр, мука – 1000 руб.пуд, масло 600 руб.кило,

картошка 230 руб. мера, ну и т.д.

Пишите скоро ответ. Остаюсь.

С приветом, Надежда (5) .

…Письмо поражает ещё и тем, как стремились люди, разбросанные войной на тысячи километров от своих родных мест, найти друг друга, преодолеть трудности, поддержать своих близких, вселить в них надежду на лучшее.

И эти чувства, объединяющие людей, дающие им силы жить и бороться с жестоким и коварным врагом, тоже приближали Великую Победу…

Примечания

1. В начале октября 1941 года фронт приближался к Липецку (в тот период это территория Воронежской области). Советские войска вели упорные оборонительные бои против наступавших гитлеровских полчищ. После захвата города Ефремова (Тульская область) немцы повели наступление на Лебедянь, Елец, Задонск и Касторное.

Наиболее кровопролитным было сражение за Елецкий железнодорожный узел, имевший важное стратегическое значение на дальних подступах к Москве. На узком участке фронта противник сосредоточил три пехотные дивизии. Два дня шли ожесточённые бои, но в ночь с 3 на 4 декабря враг захватил город – наши войска вынуждены были отступить. Однако уже 9 декабря 148-я стрелковая дивизия в результате стремительных наступательных боёв полностью освободила Елец.

7 июля 1941 года при Липецком горотделе НКВД был организован истребительный батальон. Город объявляется на военном положении. Отряды батальона несли охрану заводов, учреждений; вылавливали шпионов и диверсантов. В 1941 году в Липецке формируется ещё и 591-й авиационный истребительный полк.

2. Поэтому, наверное, этот день запомнился, что ровно год с начала войны – скорбная дата…

3. Липецк в годы Великой Отечественной войны не пережил ужасов оккупации: война, как говорят, остановилась у его порога, но жителям города досталось сполна хлебнуть горя и тягот.

Меньше чем через месяц наша страна и весь мир будет праздновать очередной День Победы.
Лично для меня это второй праздник, который сохранил свою значимость вернее первый по значимости и второй по месту положения в календаре.

Обычно все вспоминают прадедов, дедов, отцов и очень редко вспоминают о том что
бабушки и матери тоже сражались с врагом на фронтах и ковали Победу в тылу.
Сестрички, врачи, снайперы, танкистки, саперы, летчицы, связистк,и артиллеристы во всех родах войск плечом к плечу со своими отцами, мужьями, сыновьями встали на смертельный бой
их матери, жены, сестры....
Вспомним сегодня о них и послушаем их истории...

"Ехали много суток... Вышли с девочками на какой-то станции с ведром, чтобы воды набрать. Оглянулись и ахнули: один за одним шли составы, и там одни девушки. Поют. Машут нам - кто косынками, кто пилотками. Стало понятно: мужиков не хватает, полегли они, в земле. Или в плену. Теперь мы вместо них... Мама написала мне молитву. Я положила ее в медальон. Может, и помогло - я вернулась домой. Я перед боем медальон целовала..."

“Один раз ночью разведку боем на участке нашего полка вела целая рота. К рассвету она отошла, а с нейтральной полосы послышался стон. Остался раненый. “Не ходи, убьют, – не пускали меня бойцы, – видишь, уже светает”. Не послушалась, поползла. Нашла раненого, тащила его восемь часов, привязав ремнем за руку. Приволокла живого. Командир узнал, объявил сгоряча пять суток ареста за самовольную отлучку. А заместитель командира полка отреагировал по-другому: “Заслуживает награды”. В девятнадцать лет у меня была медаль “За отвагу”. В девятнадцать лет поседела. В девятнадцать лет в последнем бою были прострелены оба легких, вторая пуля прошла между двух позвонков. Парализовало ноги… И меня посчитали убитой… В девятнадцать лет… У меня внучка сейчас такая. Смотрю на нее – и не верю. Дите!”

"У меня было ночное дежурство... Зашла в палату тяжелораненых. Лежит капитан... Врачи предупредили меня перед дежурством, что ночью он умрет... Не дотянет до утра... Спрашиваю его: "Ну, как? Чем тебе помочь?" Никогда не забуду... Он вдруг улыбнулся, такая светлая улыбка на измученном лице: "Расстегни халат... Покажи мне свою грудь... Я давно не видел жену..." Мне стало стыдно, я что-то там ему отвечала. Ушла и вернулась через час. Он лежит мертвый. И та улыбка у него на лице..."
"Мы же молоденькие совсем на фронт пошли. Девочки. Я за войну даже подросла. Мама дома померила... Я подросла на десять сантиметров..."

“Организовали курсы медсестер, и отец отвел нас с сестрой туда. Мне – пятнадцать лет, а сестре – четырнадцать. Он говорил: “Это все, что я могу отдать для победы. Моих девочек…” Другой мысли тогда не было. Через год я попала на фронт…”

“Формы на нас нельзя было напастись: всегда в крови. Мой первый раненый – старший лейтенант Белов, мой последний раненый – Сергей Петрович Трофимов, сержант минометного взвода. В семидесятом году он приезжал ко мне в гости, и дочерям я показала его раненую голову, на которой и сейчас большой шрам. Всего из-под огня я вынесла четыреста восемьдесят одного раненого. Кто-то из журналистов подсчитал: целый стрелковый батальон… Таскали на себе мужчин, в два-три раза тяжелее нас. А раненые они еще тяжелее. Его самого тащишь и его оружие, а на нем еще шинель, сапоги. Взвалишь на себя восемьдесят килограммов и тащишь. Сбросишь… Идешь за следующим, и опять семьдесят-восемьдесят килограммов… И так раз пять-шесть за одну атаку. А в тебе самой сорок восемь килограммов – балетный вес. Сейчас уже не верится…”

"Перевязываю танкиста... Бой идет, грохот. Он спрашивает: "Девушка, как вас зовут?" Даже комплимент какой-то. Мне так странно было произносить в этом грохоте, в этом ужасе свое имя - Оля".

"Муж был старшим машинистом, а я машинистом. Четыре года в теплушке ездили, и сын вместе с нами. Он у меня за всю войну даже кошку не видел. Когда поймал под Киевом кошку, наш состав страшно бомбили, налетело пять самолетов, а он обнял ее: "Кисанька милая, как я рад, что я тебя увидел. Я не вижу никого, ну, посиди со мной. Дай я тебя поцелую". Ребенок... У ребенка все должно быть детское... Он засыпал со словами: "Мамочка, у нас есть кошка. У нас теперь настоящий дом".

“Там же получили танк. Мы оба были старшими механиками-водителями, а в танке должен быть только один механик-водитель. Командование решило назначить меня командиром танка “ИС-122″, а мужа – старшим механиком-водителем. И так мы дошли до Германии. Оба ранены. Имеем награды. Было немало девушек-танкисток на средних танках, а вот на тяжелом – я одна”.

“И вот я командир орудия. И, значит, меня – в тысяча триста пятьдесят седьмой зенитный полк. Первое время из носа и ушей кровь шла, расстройство желудка наступало полное… Горло пересыхало до рвоты… Ночью еще не так страшно, а днем очень страшно. Кажется, что самолет прямо на тебя летит, именно на твое орудие. На тебя таранит! Это один миг… Сейчас он всю, всю тебя превратит ни во что. Все – конец!”

“Был организован Отдельный отряд дымомаскировки, которым командовал бывший командир дивизиона торпедных катеров капитан-лейтенант Александр Богданов. Девушки, в основном, со средне-техническим образованием или после первых курсов института. Наша задача – уберечь корабли, прикрывать их дымом. Начнется обстрел, моряки ждут: “Скорей бы девчата дым повесили. С ним поспокойнее”. Выезжали на машинах со специальной смесью, а все в это время прятались в бомбоубежище. Мы же, как говорится, вызывали огонь на себя. Немцы ведь били по этой дымовой завесе…”
“У нашей матери не было сыновей… А когда Сталинград был осажден, добровольно пошли на фронт. Все вместе. Вся семья: мама и пять дочерей, а отец к этому времени уже воевал…”

“Приехал врач, сделали кардиограмму, и меня спрашивают:
- Вы когда перенесли инфаркт?
- Какой инфаркт?
- У вас все сердце в рубцах.
А эти рубцы, видно, с войны. Ты заходишь над целью, тебя всю трясет. Все тело покрывается дрожью, потому что внизу огонь: истребители стреляют, зенитки расстреливают… Летали мы в основном ночью. Какое-то время нас попробовали посылать на задания днем, но тут же отказались от этой затеи. Наши “По-2″ подстреливали из автомата… Делали до двенадцати вылетов за ночь. Я видела знаменитого летчика-аса Покрышкина, когда он прилетал из боевого полета. Это был крепкий мужчина, ему не двадцать лет и не двадцать три, как нам: пока самолет заправляли, техник успевал снять с него рубашку и выкрутить. С нее текло, как будто он под дождем побывал. Теперь можете легко себе представить, что творилось с нами. Прилетишь и не можешь даже из кабины выйти, нас вытаскивали. Не могли уже планшет нести, тянули по земле”.

"Первая медаль "За отвагу"... Начался бой. Огонь шквальный. Солдаты залегли. Команда: "Вперед! За Родину!", а они лежат. Опять команда, опять лежат. Я сняла шапку, чтобы видели: девчонка поднялась... И они все встали, и мы пошли в бой..."
"Лежит на траве Аня Кабурова... Наша связистка. Она умирает - пуля попала в сердце. В это время над нами пролетает клин журавлей. Все подняли головы к небу, и она открыла глаза. Посмотрела: "Как жаль, девочки". Потом помолчала и улыбнулась нам: "Девочки, неужели я умру?" В это время бежит наш почтальон, наша Клава, она кричит: "Не умирай! Не умирай! Тебе письмо из дома..." Аня не закрывает глаза, она ждет... Наша Клава села возле нее, распечатала конверт. Письмо от мамы: "Дорогая моя, любимая доченька..." Возле меня стоит врач, он говорит: "Это - чудо. Чудо!! Она живет вопреки всем законам медицины..." Дочитали письмо... И только тогда Аня закрыла глаза..."

Читаешь и думаешь как они все это вынесли, но оказывается непосредственно бои и огонь и кровь
и страх и боль не самое страшное....
Гораздо страшнее что было потом после Победы, которую они добыли для нас с вами ….

"Это потом чествовать нас стали, через тридцать лет... Приглашать на встречи... А первое время мы таились, даже награды не носили. Мужчины носили, а женщины нет. Мужчины - победители, герои, женихи, у них была война, а на нас смотрели совсем другими глазами. Совсем другими... У нас, скажу я вам, забрали победу... Победу с нами не разделили. И было обидно... Непонятно..."

“Вернулась с войны седая. Двадцать один год, а я вся беленькая. У меня тяжелое ранение было, контузия, я плохо слышала на одно ухо. Мама меня встретила словами: “Я верила, что ты придешь. Я за тебя молилась день и ночь”. Брат на фронте погиб. Она плакала: “Одинаково теперь – рожай девочек или мальчиков”.

"Она заслонила от осколка мины любимого человека. Осколки летят - это какие-то доли секунды... Как она успела? Она спасла лейтенанта Петю Бойчевского, она его любила. И он остался жить. Через тридцать лет Петя Бойчевский приехал из Краснодара и нашел меня на нашей фронтовой встрече, и все это мне рассказал. Мы съездили с ним в Борисов и разыскали ту поляну, где Тоня погибла. Он взял землю с ее могилы... Нес и целовал... Было нас пять, конаковских девчонок... А одна я вернулась к маме..."

"И пока меня нашли, я сильно отморозила ноги. Меня, видимо, снегом забросало, но я дышала, и образовалось в снегу отверстие... Такая трубка... Нашли меня санитарные собаки. Разрыли снег и шапку-ушанку мою принесли. Там у меня был паспорт смерти, у каждого были такие паспорта: какие родные, куда сообщать. Меня откопали, положили на плащ-палатку, был полный полушубок крови... Но никто не обратил внимания на мои ноги... Шесть месяцев я лежала в госпитале. Хотели ампутировать ногу, ампутировать выше колена, потому что начиналась гангрена. И я тут немножко смалодушничала, не хотела оставаться жить калекой. Зачем мне жить? Кому я нужна? Ни отца, ни матери. Обуза в жизни. Ну, кому я нужна, обрубок! Задушусь..."
“Я всю войну боялась, чтобы ноги не покалечило. У меня красивые были ноги. Мужчине – что? Ему не так страшно, если даже ноги потеряет. Все равно – герой. Жених! А женщину покалечит, так это судьба ее решится. Женская судьба…”

"Мы поехали в Кинешму, это Ивановская область, к его родителям. Я ехала героиней, я никогда не думала, что так можно встретить фронтовую девушку. Мы же столько прошли, столько спасли матерям детей, женам мужей. И вдруг... Я узнала оскорбление, я услышала обидные слова. До этого же кроме как: "сестричка родная", "сестричка дорогая", ничего другого не слышала... Сели вечером пить чай, мать отвела сына на кухню и плачет: "На ком ты женился? На фронтовой... У тебя же две младшие сестры. Кто их теперь замуж возьмет?"

Подруга... Не буду называть ее фамилии, вдруг обидится... Военфельдшер... Трижды ранена. Кончилась война, поступила в медицинский институт. Никого из родных она не нашла, все погибли. Страшно бедствовала, мыла по ночам подъезды, чтобы прокормиться. Но никому не признавалась, что инвалид войны и имеет льготы, все документы порвала. Я спрашиваю: "Зачем ты порвала?" Она плачет: "А кто бы меня замуж взял?" - "Ну, что же, - говорю, - правильно сделала". Еще громче плачет: "Мне бы эти бумажки теперь пригодились. Болею тяжело". Представляете? Плачет."

Земной поклон Вам и вечная любовь и память наши бабушки, мамы, сестры....
мы все в неоплатном долгу перед ВАМИ....
источники